Это была неправда. Что-то шло не так, только Софи не понимала, что именно. Иногда ей казалось – все из-за того, что в Маркет-Чиппинге никто ее не узнает. Сходить навестить Марту Софи не осмеливалась: а вдруг Марта тоже ее не узнает? По той же причине она не решалась вывалить из семимильных сапог цветы и отправиться к Летти. Софи была ненавистна самая мысль о том, что сестры увидят ее старухой.
Майкл постоянно бегал к Марте с букетами вчерашних цветов. Иногда Софи думала, будто все дело в этом. Майкл был так счастлив, а она все чаще и чаще оставалась в лавке одна. Но дело было и не в этом тоже. Софи нравилось самой продавать цветы.
Временами ей виделось, что беда в Кальцифере. Кальцифер скучал. Делать ему было решительно нечего – знай води себе замок по лужайкам и вокруг всяческих озер и прудов и заботься о том, чтобы каждое утро он оказывался в новом месте с новыми цветами. Когда Софи и Майкл возвращались с грузом свежих цветов, навстречу им неизменно высовывалась нетерпеливая голубая физиономия.
– Хочу поглядеть, как оно там, – говорил он.
Софи носила ему жечь вкусные душистые листья, отчего в комнате в замке пахло едва ли не так же сильно, как в ванной, но Кальцифер твердил, что нужно ему не это, а общество. А они уходят на целый день в лавку и оставляют его одного.
Поэтому Софи попросила Майкла по крайней мере час каждое утро работать в лавке одному и приходила к Кальциферу поболтать. Она изобретала всяческие игры на догадливость, чтобы Кальциферу было чем заняться, пока ее нет. Но Кальцифер по-прежнему брюзжал.
– Когда ты наконец расторгнешь мой договор со Хоулом? – допытывался он.
А Софи только отмахивалась.
– Я над этим работаю, – говорила она. – Уже скоро.
Это была неправда. Софи и думать забыла о договоре и вспоминала о нем только по необходимости. Сопоставив то, что сказала ей миссис Пентстеммон, с тем, что она слышала от Хоула и от самого Кальцифера, она обнаружила, что сделала совершенно определенные и довольно-таки страшные выводы о сути сделки. Она была уверена, что если договор расторгнуть, то конец обоим – и Хоулу, и Кальциферу. Хоул, может быть, и заслуживал этого, но Кальцифер – нет. А поскольку Хоул трудился не покладая рук над тем, чтобы уйти от остатка Ведьминого заклятья, Софи не хотелось ничего делать, раз она все равно ничем не может помочь.
Иногда Софи думала, что это человек-пес ее расстраивает. Он был необычайно печальным существом. Радовался жизни он только по утрам, когда носился по зеленым лужайкам. Все остальное время он таскался по пятам за Софи и тяжко вздыхал. А поскольку Софи и ему ничем не могла помочь, то была только рада, когда погода стала жарче и человек-пес все больше лежал в тенечке во дворе, вывалив язык.
Между тем посадки Софи принесли презабавные плоды. Лук превратился в крошечную пальму, и на нем созрели орешки, пахнущие луком. Из другого корешка получилось нечто вроде розового подсолнуха. Не прорастал только один. Когда он наконец выпустил два круглых зеленых листочка, Софи уже вся извелась – так ей было интересно, что же из него выйдет. На следующее утро росток стал похож на орхидею. У него были заостренные листья в бордовую крапинку, а из середины торчал толстый длинный стебель с большим бутоном. Назавтра Софи оставила свежие цветы в кадке и побежала поглядеть, как у него дела.
Бутон распустился, и получился розовый цветок, действительно похожий на орхидею, но на орхидею, на которую наступил слон. Она была совсем плоская и крепилась к стеблю сразу под его закругленной верхушкой. Из круглой розовой сердцевины росли четыре лепестка – два смотрели вниз, а два – в стороны. Софи глядела на орхидею, и тут густой аромат весенних трав подсказал ей, что Хоул тихонько подошел сзади.
– Что это за штука? – спросил он. – Если вы хотели вывести ультрафиолетовую фиалку или инфракрасную герань, у вас не вышло, миссис Чокнутый Профессор.
– Похоже на плоского такого ребеночка, – заметил Майкл, подбежав посмотреть.
И еще как похоже. Хоул встревоженно глянул на Майкла и взял горшок с цветком в руки. Он вытянул его из горшка и очень осторожно отряхнул белые нитяные корешки от золы и остатков питательного снадобья – и вот на свет показался бурый раздвоенный корешок, из которого Софи его и вырастила.
– Мог бы догадаться, – бесцветным голосом заметил Хоул. – Это же мандрагора. Софи наносит новый удар. А ведь у вас талант, Софи, правда? – И он бережно вернул цветок в горшок, отдал его Софи и вышел, изрядно побледнев.
Теперь, выходит, сбылось почти все проклятье, подумала Софи, расставляя букеты в витрине. Хоул раздобыл мандрагору. Осталось лишь разыскать ветер, подгоняющий добру волю. Если это значит, что Хоул ни с того ни с сего должен стать добрым и честным, думала Софи, пора успокоиться – этому уж точно не бывать. Она твердила себе, что если Хоул ежеутренне наносит галантные визиты мисс Ангориан в заговоренном костюме, ему от этого только лучше, – но все равно ей было тревожно, и она чувствовала себя виноватой. Она поставила в семимильный сапог пучок белых лилий. Пробравшись в витрину, чтобы расправить их как следует, Софи услышала снаружи, на улице, мерное тум, тум, тум. Это был не стук копыт. Так стучит палка по камню.
Софи не решилась еще выглянуть в окно, но уже почувствовала, как странно ведет себя ее сердце. И конечно – по улице шествовало Пугало, оно скакало длинными прыжками, явно нацелившись на цветочную лавку. Теперь с его растопыренных рук свисало куда меньше лохмотьев, и они стали гораздо серее, а репяная рожа увяла и скукожилась, что придало ей решительный вид – словно Пугало так и скакало с тех пор, как Хоул прогнал его от замка и зашвырнул неведомо куда, и в конце концов прискакало назад.
Испугалась не только Софи. Немногочисленные утренние прохожие разбегались от Пугала со всех ног. Но Пугалу было все равно – оно скакало и скакало.
Софи закрыла лицо руками, чтобы Пугало ее не узнало.
– Нас здесь нет, – яростно шептала она. – Ты не знаешь, что мы здесь! Тебе нас не найти! Скачи прочь, скорее скачи прочь!
Тум, тум, тум замедлилось. Пугало добралось до лавки. Софи хотелось завизжать и позвать Хоула, но у нее хватило сил лишь шептать:
– Нас тут нет. Убирайся побыстрее!
Тум, тум, тум стало все быстрее, как Софи и велела, и Пугало проскакало мимо лавки и двинулось дальше к центру Маркет-Чиппинга. Софи подумала было, что тут-то ей и станет совсем плохо. Однако оказалось, что она всего-навсего задержала дыхание. Она глубоко вздохнула и почувствовала, как ее трясет от напряжения. Если Пугало вернется, она его снова прогонит.
Когда Софи добралась до комнаты в замке, оказалось, что Хоул ушел.
– Он страшно расстроился, – объяснил Майкл.
Софи глянула на дверь. Ручка была повернута вниз черным. Но не настолько же расстроился, подумала она.
Майкл тоже ушел – к Цезари, – так что Софи осталась одна. Было очень жарко. Цветы вяли, несмотря на все чары, да и покупателей что-то не было. После всех этих историй с мандрагорой и Пугалом Софи была на пределе. Она дошла до полного отчаяния.
– Может быть, конечно, это проклятье к Хоулу подбирается, – пожаловалась она цветам, – но я-то думаю, все потому, что я старшая. Только поглядите на меня! Тоже мне, отправилась на поиски счастья – и вернулась туда, откуда начала, и по-прежнему стара, как холмы!
Тут из-за двери во двор всунулась, скуля, лоснящаяся рыжая морда человека-пса. Софи вздохнула. Ни часа не проходило без того, чтобы эта животина не приходила проверить, как она там.
– Да здесь я, здесь! – сказала она. – Где же мне еще быть?
Пес вошел в лавку. Он уселся, выпрямив передние лапы. Софи поняла, что это он старается превратиться в человека. Бедолага. Она старалась быть с ним поласковее – ведь ему пришлось еще хуже, чем ей.
– Постарайся еще, – посоветовала она. – Напряги спину. У тебя все получится, стоит только захотеть как следует.
Пес все тянул и выпрямлял спину, напрягался и напрягался. И как только Софи решила, что пора ему перестать, а то как бы он назад не завалился, он поднялся-таки на задние лапы и встал во весь рост, превратившись в рыжего растерянного человека.